I HAD scarce gained a position on the bowsprit when the flying jib flapped and filled upon the other tack, with a report like a gun. The schooner trembled to her keel under the reverse, but next moment, the other sails still drawing, the jib flapped back again and hung idle. This had nearly tossed me off into the sea; and now I lost no time, crawled back along the bowsprit, and tumbled head foremost on the deck. I was on the lee side of the forecastle, and the mainsail, which was still drawing, concealed from me a certain portion of the after-deck.

Едва я взобрался на бушприт, как полощущийся кливер, щелкнув оглушительно, словно пушечный выстрел, надулся и повернул на другой галс. Шхуна дрогнула до самого киля. Но через мгновение, хотя остальные паруса все еще были надуты, кливер снова щелкнул и повис. От неожиданного толчка я чуть не слетел в воду. Не теряя времени, я пополз по бушприту и свалился головой вниз на палубу. Я оказался на подветренной стороне бака. Грот скрывал от меня часть кормы.

Not a soul was to be seen. The planks, which had not been swabbed since the mutiny, bore the print of many feet, and an empty bottle, broken by the neck, tumbled to and fro like a live thing in the scuppers. Suddenly the HISPANIOLA came right into the wind. The jibs behind me cracked aloud, the rudder slammed to, the whole ship gave a sickening heave and shudder, and at the same moment the main-boom swung inboard, the sheet groaning in the blocks, and showed me the lee after-deck. There were the two watchmen, sure enough: red-cap on his back, as stiff as a handspike, with his arms stretched out like those of a crucifix and his teeth showing through his open lips; Israel Hands propped against the bulwarks, his chin on his chest, his hands lying open before him on the deck, his face as white, under its tan, as a tallow candle.

Я не видел ни одной живой души. Палуба, не мытая со дня мятежа, была загажена следами грязных ног. Пустая бутылка с отбитым горлышком каталась взад и вперед. Внезапно Испаньола опять пошла по ветру. Кливера громко щелкнули у меня за спиной. Руль сделал поворот, и корабль содрогнулся. В то же мгновение грота-гик [гик - горизонтальный шест, по которому натягивается нижняя кромка паруса; в данном случае - грота] откинулся в сторону, шкот [снасть для управления нижним концом паруса] заскрипел о блоки, и я увидел корму. На корме были оба пирата. Красный колпак непо-движно лежал на спине. Руки его были раскинуты, как у распятого, зубы оскалены. Израэль Хендс сидел у фальшборта [фальшборт - продолжение борта выше палубы], опустив голову на грудь. Руки его беспомощно висели; лицо, несмотря на загар, было бело, как сальная свечка.

For a while the ship kept bucking and sidling like a vicious horse, the sails filling, now on one tack, now on another, and the boom swinging to and fro till the mast groaned aloud under the strain. Now and again too there would come a cloud of light sprays over the bulwark and a heavy blow of the ship's bows against the swell; so much heavier weather was made of it by this great rigged ship than by my home-made, lop-sided coracle, now gone to the bottom of the sea. At every jump of the schooner, red-cap slipped to and fro, but — what was ghastly to behold — neither his attitude nor his fixed teeth-disclosing grin was anyway disturbed by this rough usage.

Корабль вставал на дыбы, словно взбешенный конь. Паруса надувались, переходя с галса на галс, гики двигались с такой силой, что мачта громко стонала. Время от времени нос врезался в волну, и тогда тучи легких брызг взлетали над фальшбортом. Мой самодельный вертлявый челнок, теперь погибший, гораздо лучше справлялся с волнами, чем этот большой, оснащенный корабль. При каждом прыжке шхуны разбойник в красном колпаке подскакивал. Но, к ужасу моему, выражение его лица не менялось - по-прежнему он усмехался, скаля зубы.

At every jump too, Hands appeared still more to sink into himself and settle down upon the deck, his feet sliding ever the farther out, and the whole body canting towards the stern, so that his face became, little by little, hid from me; and at last I could see nothing beyond his ear and the frayed ringlet of one whisker. At the same time, I observed, around both of them, splashes of dark blood upon the planks and began to feel sure that they had killed each other in their drunken wrath. While I was thus looking and wondering, in a calm moment, when the ship was still, Israel Hands turned partly round and with a low moan writhed himself back to the position in which I had seen him first.

А Хендс при каждом толчке скользил все дальше и дальше к корме. Мало-помалу докатился он до борта, и нога его повисла над водой. Я видел только одно его ухо и клок курчавых бакенбард. Тут я заметил, что возле них на досках палубы темнеют полосы крови, и решил, что во время пьяной схватки они закололи друг друга. И вдруг, когда корабль на несколько мгновений остановился, Израэль Хендс с легким стоном продвинулся на свое прежнее место.

The moan, which told of pain and deadly weakness, and the way in which his jaw hung open went right to my heart. But when I remembered the talk I had overheard from the apple barrel, all pity left me. I walked aft until I reached the main-mast. Come aboard, Mr. Hands, I said ironically. He rolled his eyes round heavily, but he was too far gone to express surprise. All he could do was to utter one word, Brandy. It occurred to me there was no time to lose, and dodging the boom as it once more lurched across the deck, I slipped aft and down the companion stairs into the cabin.

Этот страдальческий стон, свидетельствовавший о крайней усталости, и его отвисшая нижняя челюсть разжалобили меня на мгновение. Но я вспомнил разговор, который подслушал, сидя в бочке из-под яблок, и жалость моя тотчас же прошла. Я подошел к грот-мачте. - Вот я опять на шхуне, мистер Хендс, - проговорил я насмешливо. Он с трудом поднял на меня глаза, но даже не выразил удивления - до такой степени был пьян. Он произнес только одно слово: - Бренди! Я понял, что времени терять нельзя. Проскользнув под грота-гиком, загородившим палубу, я по трапу сбежал в каюту.