Had the Martians aimed only at destruction, they might on Monday have annihilated the entire population of London, as it spread itself slowly through the home counties. Not only along the road through Barnet, but also through Edgware and Waltham Abbey, and along the roads eastward to Southend and Shoeburyness, and south of the Thames to Deal and Broadstairs, poured the same frantic rout. If one could have hung that June morning in a balloon in the blazing blue above London every northward and eastward road running out of the tangled maze of streets would have seemed stippled black with the streaming fugitives, each dot a human agony of terror and physical distress.

Если бы марсиане добивались только разрушения, то они могли бы тогда же, в понедельник, уничтожить все население Лондона, пока оно медленно растекалось по ближайшим графствам. Не только по дороге к Барнету, но и по дорогам к Эджуэру и Уолтхем-Эбби, и на восток к Саусэнду и Шубэринесу, и к югу от Темзы, к Дилю и Бродстэрсу стремилась такая же обезумевшая толпа. Если бы в это июньское утро кто-нибудь, поднявшись на воздушном шаре в ослепительную синеву, взглянул на Лондон сверху, то ему показалось бы, что все северные и восточные дороги, расходящиеся от гигантского клубка улиц, испещрены черными точками, каждая точка – это человек, охваченный смертельным страхом и отчаянием.

I have set forth at length in the last chapter my brother's account of the road through Chipping Barnet, in order that my readers may realise how that swarming of black dots appeared to one of those concerned. Never before in the history of the world had such a mass of human beings moved and suffered together. The legendary hosts of Goths and Huns, the hugest armies Asia has ever seen, would have been but a drop in that current. And this was no disciplined march; it was a stampede — a stampede gigantic and terrible — without order and without a goal, six million people unarmed and unprovisioned, driving headlong.

В конце предыдущей главы я передал рассказ моего брата о дороге через Чиппинг-Барнет, чтобы показать читателям, как воспринимал вблизи этот рой черных точек один из беженцев. Ни разу еще за всю историю не двигалось и не страдало вместе такое множество людей. Легендарные полчища готов и гуннов, огромные орды азиатов показались бы только каплей в этом потоке. Это было стихийное массовое движение, паническое, стадное бегство, всеобщее и ужасающее, без всякого порядка, без определенной цели; шесть миллионов людей, безоружных, без запасов еды, стремились куда-то очертя голову.

It was the beginning of the rout of civilisation, of the massacre of mankind. Directly below him the balloonist would have seen the network of streets far and wide, houses, churches, squares, crescents, gardens — already derelict — spread out like a huge map, and in the southward blotted. Over Ealing, Richmond, Wimbledon, it would have seemed as if some monstrous pen had flung ink upon the chart. Steadily, incessantly, each black splash grew and spread, shooting out ramifications this way and that, now banking itself against rising ground, now pouring swiftly over a crest into a new-found valley, exactly as a gout of ink would spread itself upon blotting paper.

Это было началом падения цивилизации, гибели человечества. Прямо под собой воздухоплаватель увидел бы сеть длинных широких улиц, дома, церкви, площади, перекрестки, сады, уже безлюдные, распростертые, точно огромная карта, запачканная в той части, где обозначены южные районы города. Над Илингом, Ричмондом, Уимблдоном словно какое-то чудовищное перо накапало чернильные кляксы. Безостановочно, неудержимо каждая клякса ширилась и растекалась, разветвляясь во все стороны и быстро переливаясь через возвышенности в какую-нибудь открывшуюся ложбину, – так расплывается чернильное пятно на промокательной бумаге.

And beyond, over the blue hills that rise southward of the river, the glittering Martians went to and fro, calmly and methodically spreading their poison cloud over this patch of country and then over that, laying it again with their steam jets when it had served its purpose, and taking possession of the conquered country. They do not seem to have aimed at extermination so much as at complete demoralisation and the destruction of any opposition. They exploded any stores of powder they came upon, cut every telegraph, and wrecked the railways here and there.

Дальше, за голубыми холмами, поднимавшимися на юг от реки, расхаживали марсиане в своей сверкающей броне, спокойно и методически выпуская в тот или иной район ядовитые облака газа; затем они рассеивали газ струями пара и не спеша занимали завоеванную территорию. Они, очевидно, не стремились все уничтожить, хотели только вызвать полную деморализацию и таким образом сломить всякое сопротивление. Они взрывали пороховые склады, перерезали телеграфные провода и портили в разных местах железнодорожное полотно.

They were hamstringing mankind. They seemed in no hurry to extend the field of their operations, and did not come beyond the central part of London all that day. It is possible that a very considerable number of people in London stuck to their houses through Monday morning. Certain it is that many died at home suffocated by the Black Smoke. Until about midday the Pool of London was an astonishing scene. Steamboats and shipping of all sorts lay there, tempted by the enormous sums of money offered by fugitives, and it is said that many who swam out to these vessels were thrust off with boathooks and drowned.

Они как бы подрезали человечеству подколенную жилу. По-видимому, они не торопились расширить зону своих действий и в этот день не пошли дальше центра Лондона. Возможно, что значительное количество лондонских жителей оставалось еще в своих домах в понедельник утром. Достоверно известно, что многие из них были задушены черным газом. До полудня лондонский Пул  представлял удивительное зрелище. Пароходы и другие суда еще стояли там, и за переезд предлагались громадные деньги. Говорят, что многие бросались вплавь к судам, их отталкивали баграми, и они тонули.