Leatherhead is about twelve miles from Maybury Hill. The scent of hay was in the air through the lush meadows beyond Pyrford, and the hedges on either side were sweet and gay with multitudes of dog-roses. The heavy firing that had broken out while we were driving down Maybury Hill ceased as abruptly as it began, leaving the evening very peaceful and still. We got to Leatherhead without misadventure about nine o'clock, and the horse had an hour's rest while I took supper with my cousins and commended my wife to their care.

От Мэйбэри-Хилла до Лезерхэда почти двенадцать миль. На пышных лугах за Пирфордом пахло сеном, по сторонам дороги тянулась чудесная живая изгородь из цветущего шиповника. Грохот орудии, который мы слышали, пока ехали по Мэйбэри-Хиллу, прекратился так же внезапно, как и начался, и вечер стал тих и спокоен. К девяти часам мы благополучно добрались до Лезерхэда. Я дал лошади передохнуть с часок, поужинал у родных и передал жену на их попечение.

My wife was curiously silent throughout the drive, and seemed oppressed with forebodings of evil. I talked to her reassuringly, pointing out that the Martians were tied to the Pit by sheer heaviness, and at the utmost could but crawl a little out of it; but she answered only in monosyllables. Had it not been for my promise to the innkeeper, she would, I think, have urged me to stay in Leatherhead that night. Would that I had! Her face, I remember, was very white as we parted. For my own part, I had been feverishly excited all day. Something very like the war fever that occasionally runs through a civilised community had got into my blood, and in my heart I was not so very sorry that I had to return to Maybury that night.

Жена почти всю дорогу как-то странно молчала и казалась подавленной, точно предчувствовала дурное. Я старался подбодрить ее, уверяя, что марсиане прикованы к яме собственной тяжестью и что вряд ли они смогут отползти далеко. Она отвечала односложно. Если бы не мое обещание трактирщику, она, наверно, уговорила бы меня остаться на ночь в Лезерхэде. Ах, если бы я остался! Она была очень бледна, когда мы прощались. Я же весь день был лихорадочно возбужден: Что-то вроде той военной лихорадки, которая овладевает порой цивилизованным обществом, бродило в моей крови, и я был даже доволен, что мне нужно вернуться в Мэйбэри.

I was even afraid that that last fusillade I had heard might mean the extermination of our invaders from Mars. I can best express my state of mind by saying that I wanted to be in at the death. It was nearly eleven when I started to return. The night was unexpectedly dark; to me, walking out of the lighted passage of my cousins' house, it seemed indeed black, and it was as hot and close as the day. Overhead the clouds were driving fast, albeit not a breath stirred the shrubs about us. My cousins' man lit both lamps.

Больше того – боялся, что прекращение стрельбы означает, что с захватчиками-марсианами покончено. Откровенно говоря, мне очень хотелось присутствовать при этом. Выехал я часов в одиннадцать. Ночь была очень темная. Когда я вышел из освещенной передней, тьма показалась мне непроглядной; было жарко и душно, как днем. По небу быстро проносились облака, хотя на кустах не шелохнулся ни один листок. Слуга зажег оба фонаря.

Happily, I knew the road intimately. My wife stood in the light of the doorway, and watched me until I jumped up into the dog cart. Then abruptly she turned and went in, leaving my cousins side by side wishing me good hap. I was a little depressed at first with the contagion of my wife's fears, but very soon my thoughts reverted to the Martians. At that time I was absolutely in the dark as to the course of the evening's fighting. I did not know even the circumstances that had precipitated the conflict.

К счастью, я хорошо знал дорогу. Моя жена стояла в освещенной двери и смотрела, как я садился в двуколку. Потом вдруг повернулась и ушла в дом; оставшиеся на крыльце родные пожелали мне счастливого пути. Испуг жены передался мне, но вскоре я снова стал думать о марсианах. Тогда я еще не знал никаких подробностей вечернего сражения. Мне даже не было известно, что вызвало столкновение.

As I came through Ockham (for that was the way I returned, and not through Send and Old Woking) I saw along the western horizon a blood-red glow, which as I drew nearer, crept slowly up the sky. The driving clouds of the gathering thunderstorm mingled there with masses of black and red smoke. Ripley Street was deserted, and except for a lighted window or so the village showed not a sign of life; but I narrowly escaped an accident at the corner of the road to Pyrford, where a knot of people stood with their backs to me.

Проезжая через Окхем (я поехал по этому пути, а не через Сэнд и Старый Уокинг), я увидел на западе кроваво-красное зарево, которое по мере моего приближения медленно ползло вверх по небу. Надвигавшиеся грозовые тучи смешивались с клубами черного и багрового дыма. На Рипли-стрит не было ни души; селение словно вымерло, только в двух-трех окнах виднелся свет. У поворота дороги к Пирфорду я чуть не наехал на людей, стоявших ко мне спиной.

They said nothing to me as I passed. I do not know what they knew of the things happening beyond the hill, nor do I know if the silent houses I passed on my way were sleeping securely, or deserted and empty, or harassed and watching against the terror of the night. From Ripley until I came through Pyrford I was in the valley of the Wey, and the red glare was hidden from me. As I ascended the little hill beyond Pyrford Church the glare came into view again, and the trees about me shivered with the first intimation of the storm that was upon me.

Они ничего не сказали, когда я проезжал мимо. Не знаю, было ли им известно, что происходит за холмом. Не знаю также, царил ли мирный сои в тех безмолвных домах, мимо которых я проезжал, стояли ли они пустые и заброшенные или их обитатели с ужасом наблюдали за событиями этой ночи. От Рипли до Пирфорда я ехал долиной Уэй, где не было видно красного зарева. Но когда я поднялся на небольшой холм за пирфордской церковью, зарево снова появилось, и деревья зашумели под первым порывом надвигавшейся бури.