It is still a matter of wonder how the Martians are able to slay men so swiftly and so silently. Many think that in some way they are able to generate an intense heat in a chamber of practically absolute non-conductivity. This intense heat they project in a parallel beam against any object they choose, by means of a polished parabolic mirror of unknown composition, much as the parabolic mirror of a lighthouse projects a beam of light. But no one has absolutely proved these details. However it is done, it is certain that a beam of heat is the essence of the matter.

До сих пор еще не объяснено, каким образом марсиане могут умерщвлять людей так быстро и так бесшумно. Многие предполагают, что они как-то концентрируют интенсивную теплоту в абсолютно не проводящей тепло камере. Эту конденсированную теплоту они бросают параллельными лучами на тот предмет, который они избрали целью, при посредстве полированного параболического зеркала из неизвестного вещества, подобно тому как параболическое зеркало маяка отбрасывает снопы света. Но никто не сумел убедительно это доказать. Несомненно одно: здесь действуют тепловые лучи.

Heat, and invisible, instead of visible, light. Whatever is combustible flashes into flame at its touch, lead runs like water, it softens iron, cracks and melts glass, and when it falls upon water, incontinently that explodes into steam. That night nearly forty people lay under the starlight about the pit, charred and distorted beyond recognition, and all night long the common from Horsell to Maybury was deserted and brightly ablaze. The news of the massacre probably reached Chobham, Woking, and Ottershaw about the same time.

Тепловые невидимые лучи вместо видимого света. Все, что только может гореть, превращается в языки пламени при их прикосновении; свинец растекается, как жидкость; железо размягчается; стекло трескается я плавится, а когда они падают на воду, она мгновенно превращается в пар. В эту ночь около сорока человек лежали под звездами близ ямы, обугленные и обезображенные до неузнаваемости, и всю ночь пустошь между Хорселлом и Мэйбэри была безлюдна и над ней пылало зарево. В Чобхеме, Уокинге и Оттершоу, вероятно, в одно и то же время узнали о катастрофе.

In Woking the shops had closed when the tragedy happened, and a number of people, shop people and so forth, attracted by the stories they had heard, were walking over the Horsell Bridge and along the road between the hedges that runs out at last upon the common. You may imagine the young people brushed up after the labours of the day, and making this novelty, as they would make any novelty, the excuse for walking together and enjoying a trivial flirtation. You may figure to yourself the hum of voices along the road in the gloaming...

В Уокинге лавки уже были закрыты, когда это произошло, и группы людей, заинтересованных слышанными рассказами, шли по Хорселлскому мосту и по дороге, окаймленной изгородями, направляясь к пустоши. Молодежь, окончив дневную работу, воспользовалась этой новостью, конечно, как предлогом пойти погулять и пофлиртовать. Вы можете представить себе, какой гул голосов раздавался на темной дороге...

As yet, of course, few people in Woking even knew that the cylinder had opened, though poor Henderson had sent a messenger on a bicycle to the post office with a special wire to an evening paper. As these folks came out by twos and threes upon the open, they found little knots of people talking excitedly and peering at the spinning mirror over the sand pits, and the newcomers were, no doubt, soon infected by the excitement of the occasion. By half past eight, when the Deputation was destroyed, there may have been a crowd of three hundred people or more at this place, besides those who had left the road to approach the Martians nearer.

В Уокинге лишь немногие знали, что цилиндр открылся, хотя бедняга Гендерсон отправил посыльного на велосипеде в почтовую контору со специальной телеграммой для вечерней газеты. Когда гуляющие по двое и по трое выходили на открытое место, то видели людей, возбужденно что-то говоривших и посматривающих на вращающееся над песчаным карьером зеркало; волнение их, без сомнения, передавалось и вновь пришедшим. Около половины девятого, незадолго до гибели делегации, близ ямы собралась толпа человек в триста, если пс больше, не считая тех, которые свернули с дороги, чтобы подойти поближе к марсианам.

There were three policemen too, one of whom was mounted, doing their best, under instructions from Stent, to keep the people back and deter them from approaching the cylinder. There was some booing from those more thoughtless and excitable souls to whom a crowd is always an occasion for noise and horse-play. Stent and Ogilvy, anticipating some possibilities of a collision, had telegraphed from Horsell to the barracks as soon as the Martians emerged, for the help of a company of soldiers to protect these strange creatures from violence.

Среди них находились три полисмена, причем один конный; они старались, согласно инструкциям Стэнта, осадить толпу и не подпускать ее к цилиндру. Не обошлось, конечно, без протеста со стороны горячих голов, для которых всякое сборище является поводом пошуметь и побалагурить. Как только марсиане показались из своего цилиндра, Стэнт и Оджилви, предупреждая возможность столкновения, телеграфировали из Хорселла в казармы с просьбой прислать роту солдат для того, чтобы оградить эти странные существа от насилия.

After that they returned to lead that ill-fated advance. The description of their death, as it was seen by the crowd, tallies very closely with my own impressions: the three puffs of green smoke, the deep humming note, and the flashes of flame. But that crowd of people had a far narrower escape than mine. Only the fact that a hummock of heathery sand intercepted the lower part of the Heat-Ray saved them. Had the elevation of the parabolic mirror been a few yards higher, none could have lived to tell the tale.

После этого они вернулись во главе злополучной делегации. Находившиеся в толпе люди впоследствии описывали их смерть – они видели то же, что и я: три клуба зеленого дыма, глухое гудение и вспышки пламени. Однако толпе зрителей грозила большая опасность, чем мне. Их спас только песчаный, поросший вереском холм, задержавший часть тепловых лучей. Если бы параболическое зеркало было поднято на несколько ярдов выше, не осталось бы ни одного живого свидетеля.