I once interviewed Major-General Smedley Butler - old "Gimlet-Eye". Old "Hell-Devil" Butler! Remember him? The most colourful, swashbuckling general who ever commanded the United States Marines.

Однажды я беседовал с генерал-майором Смедли Батлером, которого прозвали Старина Всевидящее Око. Его также называли старым "адским дьяволом Батлером"! Помните его? Он был самым колоритным и бесшабашным генералом, который когда-либо командовал морской пехотой Соединенных Штатов.

He told me that when he was young, he was desperately eager to be popular, wanted to make a good impression on everyone. In those days the slightest criticism smarted and stung. But he confessed that thirty years in the Marines had toughened his hide. "I have been berated and insulted," he said, "and denounced as a yellow dog, a snake, and a skunk. I have been cursed by the experts. I have been called every possible combination of unprintable cuss words in the English language. Bother me? Huh! When I hear someone cussing me now, I never turn my head to see who is talking."

Он рассказал мне, что в молодости страстно мечтал о популярности. Ему хотелось на всех производить приятное впечатление. В те дни даже самая безобидная критика причиняла ему глубокие страдания. Но он признался, что тридцатилетняя служба в морской пехоте сделала его более "толстокожим". "Как только меня ни оскорбляли и ни поносили, — вспоминал Батлер. — Меня называли прохвостом, змеей и дрянью. Меня оскорбляли специалисты в этом деле. Меня называли всеми сочетаниями непечатных ругательств, которые существуют в английском языке. Вы думаете, я обращал на это внимание? Ничего подобного! Когда я слышу, что кто-то ругает меня, я даже не поворачиваю голову, чтобы посмотреть, кто это".

Maybe old "Gimlet-Eye" Butler was too indifferent to criticism; but one thing is sure: most of us take the little jibes and javelins that are hurled at us far too seriously. I remember the time, years ago, when a reporter from the New York Sun attended a demonstration meeting of my adult - education classes and lampooned me and my work. Was I burned up? I took it as a personal insult. I telephoned Gill Hodges, the Chairman of the Executive Committee of the Sun, and practically demanded that he print an article stating the facts - instead of ridicule. I was determined to make the punishment fit the crime.

Может быть, Батлер — Старина Всевидящее Око стал слишком безразличен к критике, но ясно одно: большинство из нас принимают незначительные обиды и оскорбления слишком близко к сердцу. Я вспоминаю, как много лет назад корреспондент нью-йоркской газеты "Сан" посетил показательные занятия на моих курсах для взрослых. Он написал пасквиль обо мне и о моей работе. Был ли я вне себя от ярости? Я воспринял это как личное оскорбление. Я позвонил председателю исполнительного комитета газеты "Сан" Джилу Ходжесу и фактически потребовал, чтобы он опубликовал статью с подлинными фактами о моей деятельности вместо нелепого пасквиля. Я был полон решимости добиться, чтобы наказание соответствовало преступлению.

I am ashamed now of the way I acted. I realise now that half the people who bought the paper never saw that article. Half of those who read it regarded it as a source of innocent merriment. Half of those who gloated over it forgot all about it in a few weeks.

Сейчас мне стыдно, что я вел себя таким образом. Я понимаю теперь, что половина людей, купивших эту газету, так, и не удосужилась прочитать эту статью. Половина из тех, кто прочитал ее, посмеялись над ней, как над безобидной шуткой. Половина тех, кто злорадствовал по этому поводу, через несколько недель совершенно забыли об этой статье.

I realise now that people are not thinking about you and me or caring what is said about us. They are thinking about themselves - before breakfast, after breakfast, and right on until ten minutes past midnight. They would be a thousand times more concerned about a slight headache of their own than they would about the news of your death or mine.

Теперь я понимаю, что люди не думают ни о вас, ни обо мне, и их совершенно не волнует, что о нас с вами говорят. Они заняты только собой, они думают только о себе перед завтраком, после завтрака и все время до десяти минут после полуночи. Их в тысячу раз больше обеспокоит собственная небольшая головная боль, чем известие о вашей или о моей смерти.

Even if you and I are lied about, ridiculed, double-crossed, knifed in the back, and sold down the river by one out of every six of our most intimate friends - let's not indulge in an orgy of self-pity. Instead, let's remind ourselves that that's precisely what happened to Jesus. One of His twelve most intimate friends turned traitor for a bribe that would amount, in our modern money, to about nineteen dollars. Another one of His twelve most intimate friends openly deserted Jesus the moment He got into trouble, and declared three times that he didn't even know Jesus - and he swore as he said it. One out of six! That is what happened to Jesus. Why should you and I expect a better score?

Даже если окажется, что один из шести ваших самых близких друзей оклеветал вас, поднял на смех, обманул, всадил нож вам в спину, — не упивайтесь жалостью к себе. Лучше вспомните, что именно это произошло с Иисусом Христом. Один из его двенадцати самых близких друзей предал его за взятку, равную в современном денежном исчислении приблизительно девятнадцати долларам. Другой из его двенадцати самых близких друзей открыто отрекся от Христа в тот момент, когда тот попал в беду, и трижды заявил, что никогда не был с ним знаком. Один из шести! Вот что произошло с Христом. Почему вы и я должны ожидать лучшего результата?

I discovered years ago that although I couldn't keep people from criticising me unjustly, I could do something infinitely more important: I could determine whether I would let the unjust condemnation disturb me.

Много лет назад я обнаружил, что, хотя я не могу помешать людям несправедливо критиковать меня, я могу сделать нечто более важное: я могу определить, буду ли я реагировать на несправедливые обвинения.

Let's be clear about this: I am not advocating ignoring all criticism. Far from it. I am talking about ignoring only unjust criticism. I once asked Eleanor Roosevelt how she handled unjust criticism - and Allah knows she's had a lot of it. She probably has more ardent friends and more violent enemies than any other woman who ever lived in the White House.

Скажу прямо: я не настаиваю на том, что надо игнорировать любую критику. Я далек от этого. Я говорю о необходимости игнорировать только несправедливую критику. Однажды я спросил Элеонору Рузвельт, как она реагировала на несправедливую критику. А уж Аллах знает, что на ее долю выпало немало подобной критики. По всей вероятности, у нее было больше преданных друзей и непримиримых врагов, чем у любой другой женщины, которая когда-либо жила в Белом доме.