It was Jem's turn to cry. His face was streaked with angry tears as we made our way through the cheerful crowd. "It ain't right," he muttered, all the way to the corner of the square where we found Atticus waiting. Atticus was standing under the street light looking as though nothing had happened: his vest was buttoned, his collar and tie were neatly in place, his watch-chain glistened, he was his impassive self again. "It ain't right, Atticus," said Jem. "No son, it's not right."

Настал черёд Джима плакать. Мы пробирались сквозь шумную весёлую толпу, а по его лицу бежали злые слёзы. Несправедливо это, твердил он всю дорогу до угла площади, где нас ждал Аттикус. Аттикус стоял под уличным фонарём, и лицо у него было такое, словно ничего не случилось, жилет застегнут, воротничок и галстук на месте, цепочка от часов блестит, весь он спокойный и невозмутимый, как всегда. – Несправедливо это, Аттикус, - сказал Джим. – Да, сын, несправедливо.

We walked home. Aunt Alexandra was waiting up. She was in her dressing gown, and I could have sworn she had on her corset underneath it. "I'm sorry, brother," she murmured. Having never heard her call Atticus "brother" before, I stole a glance at Jem, but he was not listening. He would look up at Atticus, then down at the floor, and I wondered if he thought Atticus somehow responsible for Tom Robinson's conviction. "Is he all right?" Aunty asked, indicating Jem. "He'll be so presently," said Atticus.

Мы пошли домой. Тетя Александра ещё не ложилась. Она была в халате, и - вот честное слово - корсета она не снимала. – Мне очень жаль, брат, - негромко сказала она. Она никогда ещё не называла Аттикуса братом, и я покосилась на Джима, но он не слушал. Он смотрел то на Аттикуса, то в пол - может, он думал, Аттикус тоже виноват, что Тома Робинсона осудили. – Что с ним? - спросила тетя про Джима. – Ничего, он скоро придёт в себя, - ответил Аттикус.

"It was a little too strong for him." Our father sighed. "I'm going to bed," he said. "If I don't wake up in the morning, don't call me." "I didn't think it wise in the first place to let them—" "This is their home, sister," said Atticus. "We've made it this way for them, they might as well learn to cope with it." "But they don't have to go to the courthouse and wallow in it—" "It's just as much Maycomb County as missionary teas." "Atticus—" Aunt Alexandra's eyes were anxious. "You are the last person I thought would turn bitter over this."

- Ему это не так-то легко далось. - И вздохнул. - Я иду спать. Если утром не выйду к завтраку, не будите меня. – Прежде всего неразумно было разрешать детям… – Здесь их родной дом, сестра, - сказал Аттикус. - Так уж мы для них его устроили, пусть учатся в нём жить. – Но им совершенно незачем ходить в суд и пачкаться в этой… – Это в такой же мере характерно для округа Мейкомб, как и собрания миссионерского общества. – Аттикус, - глаза у тети Александры стали испуганные, - я никак не ожидала, что ты способен из-за этого ожесточиться.

"I'm not bitter, just tired. I'm going to bed." "Atticus—" said Jem bleakly. He turned in the doorway. "What, son?" "How could they do it, how could they?" "I don't know, but they did it. They've done it before and they did it tonight and they'll do it again and when they do it — seems that only children weep. Good night." But things are always better in the morning. Atticus rose at his usual ungodly hour and was in the livingroom behind the Mobile Register when we stumbled in.

– Я не ожесточился, просто устал. Я иду спать. – Аттикус… - угрюмо сказал Джим. Аттикус приостановился в дверях. – Что, сын? – Что же они сделали, как они могли? – Не знаю как, но смогли. Они делали так прежде и сделают ещё не раз, и плачут при этом, видно, одни только дети. Покойной ночи. Но утром всегда всё кажется не так страшно. Аттикус по обыкновению поднялся ни свет ни заря, и, когда мы понуро вошли в гостиную, он уже сидел, уткнувшись в "Мобил реджистер".

Jem's morning face posed the question his sleepy lips struggled to ask. "It's not time to worry yet," Atticus reassured him, as we went to the diningroom. "We're not through yet. There'll be an appeal, you can count on that. Gracious alive, Cal, what's all this?" He was staring at his breakfast plate. Calpurnia said, "Tom Robinson's daddy sent you along this chicken this morning. I fixed it." "You tell him I'm proud to get it — bet they don't have chicken for breakfast at the White House.

На сонном лице Джима был написан вопрос, который он ещё не мог толком выговорить. – Погоди волноваться, - успокоил его Аттикус, когда мы все вошли в столовую. - Мы ещё повоюем. Подадим апелляцию, ещё не всё потеряно. Господи боже мой, Кэл, это ещё что такое? - Аттикус во все глаза уставился на свою тарелку. – Папаша Тома Робинсона прислал вам сегодня цыпленка, а я его зажарила. – Скажи ему, что для меня это большая честь, ведь даже у президента наверняка не подают к завтраку цыплят.

What are these?" "Rolls," said Calpurnia. "Estelle down at the hotel sent ‘em." Atticus looked up at her, puzzled, and she said, "You better step out here and see what's in the kitchen, Mr. Finch." We followed him. The kitchen table was loaded with enough food to bury the family: hunks of salt pork, tomatoes, beans, even scuppernongs. Atticus grinned when he found a jar of pickled pigs' knuckles. "Reckon Aunty'll let me eat these in the diningroom?" Calpurnia said, "This was all ‘round the back steps when I got here this morning.

А это что такое? – Булочки, - сказала Кэлпурния. - Их прислала Эстелла, которая кухаркой в гостинице. Аттикус посмотрел на неё в недоумении, и она сказала: – А вы подите поглядите, что в кухне делается, мистер Финч. Мы тоже пошли. Кухонный стол ломился от всякой снеди: толстые ломти копчёной свинины, помидоры, бобы, даже виноград. Аттикус увидел банку засоленных свиных ножек и усмехнулся. – Как вы думаете, тетя позволит мне есть это в столовой? – Прихожу утром, а у нас всё заднее крыльцо завалено.