Although we heard no more about the Finch family from Aunt Alexandra, we heard plenty from the town. On Saturdays, armed with our nickels, when Jem permitted me to accompany him (he was now positively allergic to my presence when in public), we would squirm our way through sweating sidewalk crowds and sometimes hear, "There's his chillun," or, "Yonder's some Finches." Turning to face our accusers, we would see only a couple of farmers studying the enema bags in the Mayco Drugstore window.

От тети Александры мы больше не слыхали про семейство Финч, зато в городе слышали больше чем достаточно. По субботам, если только Джим брал меня с собой (теперь он прямо не переносил, когда я появлялась с ним на людях), мы прихватим, бывало, свои пятаки и пробираемся по улицам в распаренной толпе, а за спиной нет-нет да и скажут: – Вон его ребята! Или: – Видал Финчей? Оглянешься - никого, только какой-нибудь фермер с женой изучает клизмы в витрине аптеки.

Or two dumpy countrywomen in straw hats sitting in a Hoover cart. "They c'n go loose and rape up the countryside for all of ‘em who run this county care," was one obscure observation we met head on from a skinny gentleman when he passed us. Which reminded me that I had a question to ask Atticus. "What's rape?" I asked him that night. Atticus looked around from behind his paper. He was in his chair by the window. As we grew older, Jem and I thought it generous to allow Atticus thirty minutes to himself after supper.

Или две коренастые фермерши в соломенных шляпах сидят в двуколке. А какой-то костлявый человек поглядел на нас в упор и сказал совсем непонятно: – Кто заправляет нашим округом, им больно наплевать - хоть над всеми подряд насильничай, они и не почешутся. Тут я вспомнила, что давно хотела задать Аттикусу один вопрос. И в тот же вечер спросила: – Что такое насильничать? Аттикус выглянул из-за газеты. Он сидел в своём кресле у окна. С тех пор как мы стали старше, мы с Джимом великодушно решили после ужина полчаса его не трогать - пускай отдыхает.

He sighed, and said rape was carnal knowledge of a female by force and without consent. "Well if that's all it is why did Calpurnia dry me up when I asked her what it was?" Atticus looked pensive. "What's that again?" "Well, I asked Calpurnia comin' from church that day what it was and she said ask you but I forgot to and now I'm askin' you." His paper was now in his lap. "Again, please," he said. I told him in detail about our trip to church with Calpurnia. Atticus seemed to enjoy it, but Aunt Alexandra, who was sitting in a corner quietly sewing, put down her embroidery and stared at us.

Он вздохнул и сказал - насилие есть плотское познание женщины силой и без её согласия. – Только и всего? А почему я спросила Кэлпурнию, а она не стала мне отвечать? Аттикус поглядел внимательно. – О чём это ты? – Ну, мы тогда шли из церкви, и я спросила Кэлпурнию, что это значит, и она сказала - спросить у тебя, а я забыла, а теперь спросила. Аттикус опустил газету на полепи. – Объясни, пожалуйста, ещё раз, - сказал он. И я ему рассказала, как мы ходили с Кэлпурнией в церковь. Аттикусу это, по-моему, очень понравилось, но тетя Александра до этого спокойно вышивала в своём углу, а тут отложила работу и смотрела на нас во все глаза.

"You all were coming back from Calpurnia's church that Sunday?" Jem said, "Yessum, she took us." I remembered something. "Yessum, and she promised me I could come out to her house some afternoon. Atticus. I'll go next Sunday if it's all right, can I? Cal said she'd come get me if you were off in the car." "You may not." Aunt Alexandra said it. I wheeled around, startled, then turned back to Atticus in time to catch his swift glance at her, but it was too late. I said, "I didn't ask you!"

– Значит, тогда, в воскресенье, вы возвращались о Кэлпурнией из её молельни? – Да, мэм, - сказал Джим. - Она взяла нас с собой. Я вспомнила ещё кое-что. – Да, мэм, и она обещала, что я как-нибудь приду к ней в гости. Аттикус, я в воскресенье и пойду, ладно? Кэл сказала, если ты куда-нибудь уедешь, она сама за мной зайдёт. – Ни в коем случае! Это сказала тетя Александра. Я даже вздрогнула, круто обернулась к ней, потом опять к Аттикусу и заметила, как он быстро на неё взглянул, но было уже поздно. Я сказала: – Я вас не спрашивала!

For a big man, Atticus could get up and down from a chair faster than anyone I ever knew. He was on his feet. "Apologize to your aunt," he said. "I didn't ask her, I asked you—" Atticus turned his head and pinned me to the wall with his good eye. His voice was deadly: "First, apologize to your aunt." "I'm sorry, Aunty," I muttered. "Now then," he said. "Let's get this clear: you do as Calpurnia tells you, you do as I tell you, and as long as your aunt's in this house, you will do as she tells you.

Аттикус такой большой, а с кресла вскакивает мигом, даже удивительно. Он уже стоял во весь рост. – Извинись перед тетей, - сказал он. – Я её не спрашивала, я спросила тебя… Аттикус повернул голову и так на меня посмотрел здоровым глазом - у меня даже ноги пристыли к полу. И сказал беспощадным голосом: – Прежде всего извинись перед тетей. – Простите меня, тетя, - пробормотала я. – Так вот, - сказал Аттикус. - Усвой раз и навсегда: ты должна слушаться Кэлпурнию, ты должна слушаться меня, и, пока у нас живёт тетя, ты должна слушаться её.

Understand?" I understood, pondered a while, and concluded that the only way I could retire with a shred of dignity was to go to the bathroom, where I stayed long enough to make them think I had to go. Returning, I lingered in the hall to hear a fierce discussion going on in the livingroom. Through the door I could see Jem on the sofa with a football magazine in front of his face, his head turning as if its pages contained a live tennis match. "...you've got to do something about her," Aunty was saying.

Поняла? Я поняла, подумала минуту, нашла только один способ отступить не совсем уж позорно и удалилась в уборную; возвращаться я не спешила, пускай думают, что мне и правда надо было уйти. Наконец побрела обратно и из коридора услышала - в гостиной спорят, да ещё как. В приотворенную дверь видно было диван: Джим прикрылся своим футбольным журналом и так быстро вертел головой то вправо, то влево, будто на страницах со страшной быстротой играли в теннис. – Ты должен что-то с ней сделать, - говорила тетя.