Atticus was feeble: he was nearly fifty. When Jem and I asked him why he was so old, he said he got started late, which we felt reflected upon his abilities and manliness. He was much older than the parents of our school contemporaries, and there was nothing Jem or I could say about him when our classmates said, "My father—" Jem was football crazy. Atticus was never too tired to play keep-away, but when Jem wanted to tackle him Atticus would say, "I'm too old for that, son." Our father didn't do anything.

Аттикус был слабосильный, ведь ему было уже под пятьдесят. Когда мы с Джимом спросили, почему он такой старый, он сказал - поздно начал, и мы поняли: поэтому ему далеко до других мужчин. Он был много старше родителей наших одноклассников, и, когда другие ребята начинали хвастать - а вот мой отец… - мы волей-неволей помалкивали. Джим был помешан на футболе. Аттикус о футболе и думать не хотел, а если Джим пытался его затащить, неизменно отвечал: – Для этого я слишком стар. Ничем стоящим наш отец не занимался.

He worked in an office, not in a drugstore. Atticus did not drive a dump-truck for the county, he was not the sheriff, he did not farm, work in a garage, or do anything that could possibly arouse the admiration of anyone. Besides that, he wore glasses. He was nearly blind in his left eye, and said left eyes were the tribal curse of the Finches. Whenever he wanted to see something well, he turned his head and looked from his right eye. He did not do the things our schoolmates' fathers did: he never went hunting, he did not play poker or fish or drink or smoke.

Работал он в кабинете, а не в аптеке. Хоть бы он водил грузовик, который вывозил мусор на свалки нашего округа, или был шерифом, или на ферме хозяйничал, или работал в гараже - словом, делал бы что-нибудь такое, чем можно гордиться. И, ко всему, он носил очки. Левым глазом он почти ничего не видел, он говорил, левый глаз - родовое проклятие Финчей. Если надо было что-нибудь получше разглядеть, он поворачивал голову и смотрел одним правым. Он не делал ничего такого, что делали отцы всех ребят: никогда не ходил на охоту, не играл в покер, не удил рыбу, не пил, не курил.

He sat in the livingroom and read. With these attributes, however, he would not remain as inconspicuous as we wished him to: that year, the school buzzed with talk about him defending Tom Robinson, none of which was complimentary. After my bout with Cecil Jacobs when I committed myself to a policy of cowardice, word got around that Scout Finch wouldn't fight any more, her daddy wouldn't let her. This was not entirely correct: I wouldn't fight publicly for Atticus, but the family was private ground.

Он сидел в гостиной и читал. При таких его качествах мы бы уж хотели, чтоб его никто не замечал, так нет же: в тот год вся школа только и говорила про то, что Аттикус защищает Тома Робинсона, и разговоры эти были самые нелестные. Когда я поругалась с Сесилом Джейкобсом, а потом ушла, как последняя трусиха, ребята стали говорить - Глазастик Финч больше драться не будет, ей папочка не велит. Они немного ошиблись: я не могла больше драться на людях, но в семейном кругу дело другое.

I would fight anyone from a third cousin upwards tooth and nail. Francis Hancock, for example, knew that. When he gave us our air-rifles Atticus wouldn't teach us to shoot. Uncle Jack instructed us in the rudiments thereof; he said Atticus wasn't interested in guns. Atticus said to Jem one day, "I'd rather you shot at tin cans in the back yard, but I know you'll go after birds. Shoot all the bluejays you want, if you can hit ‘em, but remember it's a sin to kill a mockingbird." That was the only time I ever heard Atticus say it was a sin to do something, and I asked Miss Maudie about it.

Всяких двоюродных и пятиюродных братьев и сестёр я готова была отдубасить за Аттикуса всласть. Фрэнсис Хенкок, к примеру, испробовал это на себе. Аттикус подарил нам духовые ружья, а учить нас стрелять не захотел. Поэтому дядя Джек дал нам первые уроки; он сказал - Аттикус ружьями не интересуется. Аттикус сказал Джиму: – Я бы предпочёл, чтобы ты стрелял на огороде по жестянкам, но знаю, ты начнёшь бить птиц. Если сумеешь попасть в сойку, стреляй их сколько угодно, но помни: убить пересмешника большой грех. Я впервые слышала, чтоб Аттикус про что-нибудь сказал - грех, и спросила мисс Моди, почему грех.

"Your father's right," she said. "Mockingbirds don't do one thing but make music for us to enjoy. They don't eat up people's gardens, don't nest in corncribs, they don't do one thing but sing their hearts out for us. That's why it's a sin to kill a mockingbird." "Miss Maudie, this is an old neighborhood, ain't it?" "Been here longer than the town." "Nome, I mean the folks on our street are all old. Jem and me's the only children around here. Mrs. Dubose is close on to a hundred and Miss Rachel's old and so are you and Atticus."

– Твой отец прав, - сказала мисс Моди. - Пересмешник - самая безобидная птица, он только поёт нам на радость. Пересмешники не клюют ягод в саду, не гнездятся в овинах, они только и делают, что поют для нас свои песни. Вот поэтому убить пересмешника - грех. – Мисс Моди, наш квартал очень старый, правда? – Он существовал, когда и города-то не было. – Нет, я не про то - на нашей улице все люди старые. Всего и детей - Джим да я. Миссис Дюбоз скоро будет сто лет, и мисс Рейчел тоже старая, и вы, и Аттикус.

"I don't call fifty very old," said Miss Maudie tartly. "Not being wheeled around yet, am I? Neither's your father. But I must say Providence was kind enough to burn down that old mausoleum of mine, I'm too old to keep it up — maybe you're right, Jean Louise, this is a settled neighborhood. You've never been around young folks much, have you?" "Yessum, at school." "I mean young grown-ups. You're lucky, you know. You and Jem have the benefit of your father's age. If your father was thirty you'd find life quite different."

– Я бы не сказала, что пятьдесят лет - такая уж старость, - едко заметила мисс Моди. - Меня, кажется, ещё не возят в коляске. И твоего отца тоже. Хотя, надо сказать, слава богу, что этот мой старый склеп сгорел, мне уже не под силу было содержать его в порядке… да, пожалуй, ты права, Джин Луиза, квартал наш очень солидный. Ты ведь почти не видишь молодёжи, правда? – Вижу, мэм, - в школе. – Я имею в виду - молодых, но уже взрослых. Вы с Джимом счастливчики, скажу я тебе. Вам повезло, что отец у вас немолодой. Будь ему тридцать, вам жилось бы совсем по-другому.