The remainder of my schooldays were no more auspicious than the first. Indeed, they were an endless Project that slowly evolved into a Unit, in which miles of construction paper and wax crayon were expended by the State of Alabama in its well-meaning but fruitless efforts to teach me Group Dynamics. What Jem called the Dewey Decimal System was school-wide by the end of my first year, so I had no chance to compare it with other teaching techniques. I could only look around me: Atticus and my uncle, who went to school at home, knew everything — at least, what one didn't know the other did.

В школе дела мои и дальше шли не лучше, чем в первый день. В благих, но напрасных стараниях обучить меня "групповому действию" штат Алабама извёл целые мили бумаги и вагоны карандашей, а грандиозный план никак не претворялся в жизнь. К концу моего первого учебного года то, что Джим называл "десятичной системой Дьюи", распространилось уже на всю школу, так что мне не пришлось сравнить её с другими методами преподавания. Но было и ещё с чем сравнивать: Аттикус и дядя Джек когда-то учились дома, а знали всё на свете - во всяком случае, чего не знал один, то знал другой.

Furthermore, I couldn't help noticing that my father had served for years in the state legislature, elected each time without opposition, innocent of the adjustments my teachers thought essential to the development of Good Citizenship. Jem, educated on a half-Decimal half-Duncecap basis, seemed to function effectively alone or in a group, but Jem was a poor example: no tutorial system devised by man could have stopped him from getting at books. As for me, I knew nothing except what I gathered from Time magazine and reading everything I could lay hands on at home, but as I inched sluggishly along the treadmill of the Maycomb County school system, I could not help receiving the impression that I was being cheated out of something.

И ведь отца столько лет подряд выбирали в законодательное собрание штата и каждый раз единогласно, а он понятия не имел о хитроумных приёмах, без которых, как полагали мои учителя, нельзя воспитать хорошего гражданина. Джима учили наполовину по "десятичной системе", а наполовину по самой обыкновенной - просто заставляли ломать голову над трудными задачками, и он как будто неплохо действовал что в группе, что в одиночку; но по Джиму судить нельзя: ещё не родился на свете человек, который придумал бы, как удержать его от чтения. Ну, а я знала только то, что вычитала из журнала "Тайм" и из всякой печатной страницы, какая дома попадалась мне под руку, а в классе еле-еле тянула лямку, в которую нас впрягла новая педагогическая система, принятая округом Мейкомб, и всё время мне казалось, что меня обкрадывают.

Out of what I knew not, yet I did not believe that twelve years of unrelieved boredom was exactly what the state had in mind for me. As the year passed, released from school thirty minutes before Jem, who had to stay until three o'clock, I ran by the Radley Place as fast as I could, not stopping until I reached the safety of our front porch. One afternoon as I raced by, something caught my eye and caught it in such a way that I took a deep breath, a long look around, and went back. Two live oaks stood at the edge of the Radley lot; their roots reached out into the side-road and made it bumpy.

Как и почему, я не понимала, но всё-таки зачем это нужно, чтобы я двенадцать лет подряд помирала со скуки? Весь этот год уроки у меня кончались на полчаса раньше, чем у Джима, - он учился до трёх часов, - и я одна мчалась во весь дух мимо дома Рэдли и останавливалась только на нашей веранде, где мне уже ничто не грозило. Но однажды я на бегу заметила нечто такое, что задохнулась от неожиданности, огляделась по сторонам и повернула назад. На самом краю участка Рэдли росли два виргинских дуба; корни их выползали на дорогу, она была вся неровная, горбатая.

Something about one of the trees attracted my attention. Some tinfoil was sticking in a knot-hole just above my eye level, winking at me in the afternoon sun. I stood on tiptoe, hastily looked around once more, reached into the hole, and withdrew two pieces of chewing gum minus their outer wrappers. My first impulse was to get it into my mouth as quickly as possible, but I remembered where I was. I ran home, and on our front porch I examined my loot. The gum looked fresh. I sniffed it and it smelled all right.

И вдруг в стволе одного дуба что-то блеснуло. Из ямки, откуда выпал сучок, мне подмигивал, сверкая на солнце, комочек серебряной фольги. Я поднялась на цыпочки, ещё раз торопливо оглянулась и вытащила два пакетика жевательной резинки без верхней бумажной обёртки. Я чуть было не сунула их сразу в рот, да вспомнила, где я. Побежала домой и уже на веранде осмотрела мою добычу. По виду жвачка была совсем свежая. Понюхала - пахнет вкусно.

I licked it and waited for a while. When I did not die I crammed it into my mouth: Wrigley's Double-Mint. When Jem came home he asked me where I got such a wad. I told him I found it. "Don't eat things you find, Scout." "This wasn't on the ground, it was in a tree." Jem growled. "Well it was," I said. "It was sticking in that tree yonder, the one comin' from school." "Spit it out right now!" I spat it out. The tang was fading, anyway. "I've been chewin' it all afternoon and I ain't dead yet, not even sick."

Я лизнула жвачку и подождала немножко. Осталась жива - и сунула всю её в рот; это была "двойная мятная". Пришёл из школы Джим и сразу спросил, что это я жую и где столько взяла. Я сказала - нашла. – Что найдёшь, есть нельзя. – Так ведь я не на земле нашла, а на дереве. Джим недоверчиво хмыкнул. – Нет, правда, - сказала я. - Вон на том дубе, который поближе к школе. – Выплюнь сейчас же! Я выплюнула. Всё равно в жвачке почти уже не осталось никакого вкуса. – Я полдня её жую и ещё не умерла, меня даже не тошнит.