BERNARD had to shout through the locked door; the Savage would not open. "But everybody's there, waiting for you." "Let them wait," came back the muffled voice through the door. "But you know quite well, John" (how difficult it is to sound persuasive at the top of one's voice!) "I asked them on purpose to meet you." "You ought to have asked me first whether I wanted to meet them." "But you always came before, John." "That's precisely why I don't want to come again." "Just to please me," Bernard bellowingly wheedled.

Бернарду пришлось кричать сквозь запертую дверь; Дикарь упорно не открывал. — Но все уже собрались и ждут тебя. — Пускай ждут на здоровье, — глухо донеслось из-за двери. — Но, Джон, ты ведь отлично знаешь, — (как, однако, трудно придавать голосу убедительность, когда кричишь), — что я их пригласил именно на встречу с тобой. — Прежде надо было меня спросить, хочу ли я с ними встретиться. — Ты ведь никогда раньше не отказывался. — А вот теперь отказываюсь. Хватит. — Но ты же не подведешь друга, — льстиво проорал Бернард. 

"Won't you come to please me?" "No." "Do you seriously mean it?" "Yes." Despairingly, "But what shall I do?" Bernard wailed. "Go to hell!" bawled the exasperated voice from within. "But the Arch-Community-Songster of Canterbury is there to-night." Bernard was almost in tears. "Ai yaa takwa!" It was only in Zuni that the Savage could adequately express what he felt about the Arch-Community-Songster. "Hani!" he added as an after-thought; and then (with what derisive ferocity!): "Sons eso tse-na." And he spat on the ground, as Pope might have done.

— Ну сделай одолжение, Джон. — Нет. — Ты это серьезно? — Да. — Но мне что же прикажешь делать? — простонал в отчаянии Бернард. — Убирайся к черту! — рявкнуло раздраженно за дверью. — Но у нас сегодня сам архипеснослов Кентерберийский! — чуть не плача, крикнул Бернард. — Аи яа таква!  — Единственно лишь на языке зуньи способен был Дикарь с достаточной силой выразить свое отношение к архипеснослову.  — Хани! — послал он новое ругательство и добавил со свирепой насмешкой: — Сонс эсо це на.  — И плюнул на пол, как плюнул бы Попе.

In the end Bernard had to slink back, diminished, to his rooms and inform the impatient assembly that the Savage would not be appearing that evening. The news was received with indignation. The men were furious at having been tricked into behaving politely to this insignificant fellow with the unsavoury reputation and the heretical opinions. The higher their position in the hierarchy, the deeper their resentment. "To play such a joke on me," the Arch-Songster kept repeating, "on me!" As for the women, they indignantly felt that they had been had on false pretences-had by a wretched little man who had had alcohol poured into his bottle by mistake-by a creature with a Gamma-Minus physique.

Так и пришлось сникшему Бернарду вернуться ни с чем и сообщить нетерпеливо ожидающим гостям, что Дикарь сегодня не появится. Весть эта была встречена негодованием. Мужчины гневались, поскольку впустую потратили свои любезности на замухрышку Бернарда с его дурной репутацией и еретическими взглядами. Чем выше их положение в общественной иерархии, тем сильней была их досада. — Сыграть такую шуточку со мной! — восклицал архипеснослов.  — Со мной! Дам же бесило то, что ими под ложным предлогом попользовался жалкий субъект, хлебнувший спирта во младенчестве, человечек с тельцем гамма-минусовика.

It was an outrage, and they said so, more and more loudly. The Head Mistress of Eton was particularly scathing. Lenina alone said nothing. Pale, her blue eyes clouded with an unwonted melancholy, she sat in a corner, cut off from those who surrounded her by an emotion which they did not share. She had come to the party filled with a strange feeling of anxious exultation. "In a few minutes," she had said to herself, as she entered the room, "I shall be seeing him, talking to him, telling him" (for she had come with her mind made up) "that I like him-more than anybody I've ever known.

Это просто безобразие — и они возмущались все громче и громче. Особенно язвительна была итонская директриса. Только Ленайна молчала. Она сидела в углу бледная, синие глаза ее туманились непривычной грустью, и эта грусть отгородила, обособила ее от окружающих. А шла она сюда, исполненная странным чувством буйной и тревожной радости. "Еще несколько минут, — говорила она себе, входя, — и я увижу его, заговорю с ним, скажу (она уже решилась ему открыться), что он мне нравится — больше всех, кого я знала в жизни.

And then perhaps he'll say ..." What would he say? The blood had rushed to her cheeks. "Why was he so strange the other night, after the feelies? So queer. And yet I'm absolutely sure he really does rather like me. I'm sure ..." It was at this moment that Bernard had made his announcement; the Savage wasn't coming to the party. Lenina suddenly felt all the sensations normally experienced at the beginning of a Violent Passion Surrogate treatment-a sense of dreadful emptiness, a breathless apprehension, a nausea.

И тогда, быть может, он мне скажет…" Скажет — что? Ее бросало в жар и краску. "Почему он так непонятно вел себя после фильма? Так по-чудному. И все же я уверена, что на самом деле ему нравлюсь. Абсолютно уверена…" И в этот-то момент вернулся Бернард со своей вестью — Дикарь не выйдет к гостям. Ленайна испытала внезапно все то, что обычно испытывают сразу после приема препарата ЗБС (заменитель бурной страсти), — чувство ужасной пустоты, теснящую дыхание тоску, тошноту.

Her heart seemed to stop beating. "Perhaps it's because he doesn't like me," she said to herself. And at once this possibility became an established certainty: John had refused to come because he didn't like her. He didn't like her. ... "It really is a bit too thick," the Head Mistress of Eton was saying to the Director of Crematoria and Phosphorus Reclamation. "When I think that I actually ..." "Yes," came the voice of Fanny Crowne, "it's absolutely true about the alcohol. Some one I know knew some one who was working in the Embryo Store at the time.

Сердце словно перестало биться. "Возможно, оттого не хочет выйти, что не нравлюсь я ему", — подумала она. И тотчас же возможность эта сделалась в ее сознании неопровержимым фактом, не нравится она ему. Не нравится… — Это уж он Форд знает, что себе позволяет, — говорила между тем директриса заведующему крематориями и утилизацией фосфора.  — И подумать, что я даже… — Да, да, — слышался голос Фанни Краун, — насчет спирта все чистейшая правда. Знакомая моей знакомой как раз работала тогда в эмбрионарии.