MR. FOSTER was left in the Decanting Room. The D.H.C. and his students stepped into the nearest lift and were carried up to the fifth floor. INFANT NURSERIES. NEO-PAVLOVIAN CONDITIONING ROOMS, announced the notice board. The Director opened a door. They were in a large bare room, very bright and sunny; for the whole of the southern wall was a single window. Half a dozen nurses, trousered and jacketed in the regulation white viscose-linen uniform, their hair aseptically hidden under white caps, were engaged in setting out bowls of roses in a long row across the floor.

Оставив мистера Фостера в Зале раскупорки, Директор и студенты вошли в ближайший лифт и поднялись на шестой этаж. "МЛАДОПИТОМНИК. ЗАЛЫ НЕОПАВЛОВСКОГО ФОРМИРОВАНИЯ РЕФЛЕКСОВ", — гласила доска при входе. Директор открыл дверь. Они очутились в большом голом зале, очень светлом и солнечном: южная стена его была одно сплошное окно. Пять или шесть нянь в форменных брючных костюмах из белого вискозного полотна и в белых асептических, скрывающих волосы шапочках были заняты тем, что расставляли на полу цветы.

Big bowls, packed tight with blossom. Thousands of petals, ripe-blown and silkily smooth, like the cheeks of innumerable little cherubs, but of cherubs, in that bright light, not exclusively pink and Aryan, but also luminously Chinese, also Mexican, also apoplectic with too much blowing of celestial trumpets, also pale as death, pale with the posthumous whiteness of marble. The nurses stiffened to attention as the D.H.C. came in. "Set out the books," he said curtly. In silence the nurses obeyed his command.

Ставили в длинную линию большие вазы, переполненные пышными розами. Лепестки их были шелковисто гладки, словно щеки тысячного сонма ангелов — нежно-румяных индоевропейских херувимов, и лучезарно-чайных китайчат, и мексиканских смуглячков, и пурпурных от чрезмерного усердия небесных трубачей, и ангелов бледных как смерть, бледных мраморной надгробной белизною. Директор вошел — няни встали смирно. — Книги по местам, — сказал он коротко. Няни без слов повиновались.

Between the rose bowls the books were duly set out-a row of nursery quartos opened invitingly each at some gaily coloured image of beast or fish or bird. "Now bring in the children." They hurried out of the room and returned in a minute or two, each pushing a kind of tall dumb-waiter laden, on all its four wire-netted shelves, with eight-month-old babies, all exactly alike (a Bokanovsky Group, it was evident) and all (since their caste was Delta) dressed in khaki. "Put them down on the floor." The infants were unloaded.

Между вазами они разместили стоймя и раскрыли большеформатные детские книги, манящие пестро раскрашенными изображениями зверей, рыб, птиц. — Привезти ползунков. Няни побежали выполнять приказание и минуты через две возвратились; каждая катила высокую, в четыре сетчатых этажа, тележку, груженную восьмимесячными младенцами, как две капли воды похожими друг на друга (явно из одной группы Бокановского) и одетыми все в хаки (отличительный цвет касты "дельта"). — Снять на пол. Младенцев сгрузили с проволочных сеток.

"Now turn them so that they can see the flowers and books." Turned, the babies at once fell silent, then began to crawl towards those clusters of sleek colours, those shapes so gay and brilliant on the white pages. As they approached, the sun came out of a momentary eclipse behind a cloud. The roses flamed up as though with a sudden passion from within; a new and profound significance seemed to suffuse the shining pages of the books. From the ranks of the crawling babies came little squeals of excitement, gurgles and twitterings of pleasure.

— Повернуть лицом к цветам и книгам. Завидев книги и цветы, детские шеренги смолкли и двинулись ползком к этим скопленьям цвета, к этим красочным образам, таким празднично-пестрым на белых страницах. А тут и солнце вышло из-за облачка. Розы вспыхнули, точно воспламененные внезапной страстью; глянцевитые страницы книг как бы озарились новым и глубинным смыслом. Младенцы поползли быстрей, возбужденно попискивая, гукая и щебеча от удовольствия.

The Director rubbed his hands. "Excellent!" he said. "It might almost have been done on purpose." The swiftest crawlers were already at their goal. Small hands reached out uncertainly, touched, grasped, unpetaling the transfigured roses, crumpling the illuminated pages of the books. The Director waited until all were happily busy. Then, "Watch carefully," he said. And, lifting his hand, he gave the signal. The Head Nurse, who was standing by a switchboard at the other end of the room, pressed down a little lever.

— Превосходно! — сказал Директор, потирая руки.  — Как по заказу получилось. Самые резвые из ползунков достигли уже цели. Ручонки протянулись неуверенно, дотронулись, схватили, обрывая лепестки преображенных солнцем роз, комкая цветистые картинки. Директор подождал, пока все дети не присоединились к этому радостному занятию. — Следите внимательно! — сказал он студентам. И подал знак вскинутой рукой. Старшая няня, стоявшая у щита управления в другом конце зала, включила рубильник.

There was a violent explosion. Shriller and ever shriller, a siren shrieked. Alarm bells maddeningly sounded. The children started, screamed; their faces were distorted with terror. "And now," the Director shouted (for the noise was deafening), "now we proceed to rub in the lesson with a mild electric shock." He waved his hand again, and the Head Nurse pressed a second lever. The screaming of the babies suddenly changed its tone. There was something desperate, almost insane, about the sharp spasmodic yelps to which they now gave utterance.

Что-то бахнуло, загрохотало. Завыла сирена, с каждой секундой все пронзительнее. Бешено зазвенели сигнальные звонки. Дети трепыхнулись, заплакали в голос; личики их исказились от ужаса. — А сейчас, — не сказал, а прокричал Директор (ибо шум стоял оглушительный), — сейчас мы слегка подействуем на них электротоком, чтобы закрепить преподанный урок. Он опять взмахнул рукой, и Старшая включила второй рубильник. Плач детей сменился отчаянными воплями. Было что-то дикое, почти безумное в их резких судорожных вскриках.