That night they heard no noises. But either in his dreams or out of them, he could not tell which, Frodo heard a sweet singing running in his mind; a song that seemed to come like a pale light behind a grey rain-curtain, and growing stronger to turn the veil all to glass and silver, until at last it was rolled back, and a far green country opened before him under a swift sunrise. The vision melted into waking; and there was Tom whistling like a tree-full of birds; and the sun was already slanting down the hill and through the open window. Outside everything was green and pale gold.

Этой ночью они не слышали никаких странных звуков. но то ли во сне, то ли наяву, Фродо слышал пение: песня долетала до него, как бледный свет из-за серого дождевого занавеса: песня все крепла, превращая занавес в стекло и серебро, пока он не откинулся весь, открыв за собой в свете солнца далекую зеленую страну. Видение растаяло при пробуждении. Том свистел, как дерево, полное певчих птиц: солнце действительно освещало холмы и врывалось сквозь раскрытые окна. Все вокруг было зеленым и бледно-золотым.

After breakfast, which they again ate alone, they made ready to say farewell, as nearly heavy of heart as was possible on such a morning: cool, bright, and clean under a washed autumn sky of thin blue. The air came fresh from the North-west. Their quiet ponies were almost frisky, sniffing and moving restlessly. Tom came out of the house and waved his hat and danced upon the doorstep, bidding the hobbits to get up and be off and go with good speed. They rode off along a path that wound away from behind the house, and went slanting up towards the north end of the hill-brow under which it sheltered. They had just dismounted to lead their ponies up the last steep slope, when suddenly Frodo stopped.

После завтрака, который они опять ели одни, они были готовы прощаться, с таким тяжелым сердцем, какое только возможно в такое прекрасное утро: прохладное, яркое и чистое под умытым бледно-голубым осенним небом. Дул свежий северо-западный ветер. Отдохнувшие пони были настроены игриво, они фыркали и беспокойно двигались. Том вышел из дома, помахивая шляпой и пританцовывая у порога, желая хоббитам доброго пути и гладкой дороги. Они поехали по дороге, вьющейся от дома, и начали подниматься по северному отрогу холма, под защитой которого стоял дом Тома. Они спешились только, чтобы вести пони по крутому подъему, когда Фродо остановился.

'Goldberry!' he cried. 'My fair lady, clad all in silver green! We have never said farewell to her, nor seen her since the evening!' He was so distressed that he turned back; but at that moment a clear call came rippling down. There on the hill-brow she stood beckoning to them: her hair was flying loose, and as it caught the sun it shone and shimmered. A light like the glint of water on dewy grass flashed from under her feet as she danced. They hastened up the last slope, and stood breathless beside her. They bowed, but with a wave of her arm she bade them look round; and they looked out from the hill-top over lands under the morning. It was now as clear and far-seen as it had been veiled and misty when they stood upon the knoll in the Forest, which could now be seen rising pale and green out of the dark trees in the West. In that direction the land rose in wooded ridges, green, yellow, russet under the sun, beyond which lay hidden the valley of the Brandywine. To the South, over the line of the Withywindle, there was a distant glint like pale glass where the Brandywine River made a great loop in the lowlands and flowed away out of the knowledge of the hobbits. Northward beyond the dwindling downs the land ran away in flats and swellings of grey and green and pale earth-colours, until it faded into a featureless and shadowy distance. Eastward the Barrow-downs rose, ridge behind ridge into the morning, and vanished out of eyesight into a guess: it was no more than a guess of blue and a remote white glimmer blending with the hem of the sky, but it spoke to them, out of memory and old tales, of the high and distant mountains.

— Золотинка! — воскликнул он. — Моя прекрасная леди, одетая в зелень и серебро! Мы не попрощались с нею, мы даже не видели ее с вечера! Он был так расстроен, что повернул назад. Но в этот момент откуда-то сверху послышался чистый голос. Она стояла на холме и махала им, ее волосы свободно развевались на солнце. Свет похожий на блеск воды, расходился из-под ее ног, когда она танцевала. Они заторопились вверх и вскоре, тяжело дыша, остановились рядом с ней. Они поклонились, но она взмахом руки попросила их оглянуться. Они оглянулись и с вершины холма увидели утренний мир. Когда они стояли на вершине холма, в лесу все было затянуто туманом: теперь же воздух был чист, и видно было далеко. На запад местность поднималась, там были поросшие лесом холмы, зеленые, желтые, красновато-коричневые в свете солнца, за ними скрывалась долина Брендивайна. На юге, там, где протекает Витвиндл, в отдалении что-то сверкало, как бледное стекло: там Витвиндл делала большую петлю в низинах и уходила в места, о которых хоббиты ничего не знали. На север шли постепенно понижающиеся равнины серого и зеленого цвета, они терялись вдали. На востоке поднимались большие курганы, хребет за хребтом в свете утра и исчезали из вида в отдалении. И там, вдали, виднелось что-то синевато-белое на краю неба. Это были памятные хоббитам по старым преданиям высокие и отдаленные горы.