THE FIRST ONE HE got was worthless. The base was so poorly leveled that any vibration at all disturbed it. The action of its moving parts was loose to the point of wobbling. The mirror kept moving out of position because its pivots weren't tight enough. Moreover, the instrument had no substage to hold condenser or polarizer. It had only one nosepiece, so that he had to remove the object lens when he wanted any variation in magnification. The lenses were impossible. But, of course, he knew nothing about microscopes, and he'd taken the first one he'd found.

Первое его приобретение, конечно, никуда не годилось. Механика была настолько безобразной, что любое прикосновение сбивало настройку. Подача была разболтана, так что разные детали ходили вразнобой и наперекосяк. Зеркало слабо держалось в шарнирах и потому все время уходило из правильного положения. Кроме того, не было посадочных мест для конденсатора или поляризатора. Объектив был только один, без карусельки, и его приходилось выкручивать каждый раз, когда требовалось сменить увеличение. А прилагавшиеся объективы были отвратительного качества. Разумеется, он ничего не понимал в микроскопах и взял первый попавшийся.

Three days later he hurled it against the wall with a strangled curse and stamped it into pieces with his heels. Then, when he'd calmed down, he went to the library and got a book on microscopes. The next time he went out, he didn't come back until he'd found a decent instrument; triple nose stage, substage for condenser and polarizer, good base, smooth movement, iris diaphragm, good lenses. It's just one more example, he told himself, of the stupidity of starting off half-cocked. Yeah, yeah, yeah, he answered disgustedly.

Через три дня он швырнул его в стену, замысловато выругался, растоптал то, что осталось цело, и вымел вместе с мусором. Успокоившись, он отправился в библиотеку и взял книгу по микроскопам. В следующий выезд он вернулся только после того, как отыскал приличный инструмент: с каруселькой на три объектива, обоймой для конденсатора и поляризатора, хорошей механикой, четкой подачей, с ирисовой диафрагмой и хорошим комплектом оптики. - Вот еще один пример, - пояснил он себе, - как глупо выглядит недоучка, рвущийся к финишу. - Да, да, да. Разве я возражаю...

He forced himself to spend a good amount of time familiarizing himself with the instrument. He fiddled with the mirror until he could direct a beam of light on the object in a matter of seconds. He acquainted himself with the lenses, varying from a three-inch power to a one-twelfth-inch power. In the case of the latter, he learned to place a drop of cedar wood oil on the slide, then rack down until the lens touched the oil. He broke thirteen slides doing it. Within three days of steady attention, he could manipulate the milled adjustment heads rapidly, could control the iris diaphragm and condenser to get exactly the right amount of light on the slide, and was soon getting a sharply defined clarity with the ready made slides he'd got.

Но с большим трудом он заставил себя потратить время на то, чтобы освоиться со всей этой механикой. Намучившись с зеркалом, он наконец научился ловить лучик света и направлять его в нужную точку за считанные секунды. Он освоился с линзами и объективами, ловко подбирая нужную силу от одного дюйма до одной двенадцатой. Он учился наводить, поместив в поле зрения кусочек кедровой смолы, и, опуская объектив, не однажды промахивался, так что сломал таким образом полтора десятка препаратов. За три дня кропотливого, напряженного труда он научился виртуозно манипулировать тысячей зажимов, рукояток, микровинтов, диафрагмой и конденсором так, что в кадр попадало ровно столько света, сколько надо, и изображение было почти идеальным. Таким образом он освоил все готовые препараты, которые у него были.

He never knew a flea looked so godawful. Next came mounting, a process much more difficult, he soon discovered. No matter how he tried, he couldn't seem to keep dust particles out of the mount. When he looked at them in the microscope, it looked as if he were examining boulders. It was especially difficult because of the dust storms, which still occurred on an average of once every four days. He was ultimately obliged to build a shelter over the bench. He also learned to be systematic while experimenting with the mounts.

Он никогда не подозревал, что у блохи такой богомерзкий вид. Гораздо труднее, как выяснилось впоследствии, было готовить препараты самому. Несмотря на все его ухищрения, ему не удавалось избежать попадания на образец частиц пыли. Поэтому под микроскопом всякий раз оказывалось, что он приготовил для изучения груду валунов. Это было особенно трудно, поскольку пыльные бури продолжались, случаясь в среднем каждые четыре дня. Пришлось соорудить над приборным столом колпак. Экспериментируя с препаратами, он старался приучать себя к порядку и аккуратности.

He found that continually searching for things allowed that much more time for dust to accumulate on his slides. Grudgingly, almost amused, he soon had a place for everything. Glass slips, cover glasses, pipettes, cells, forceps, Petri dishes, needles, chemicals - all were placed in systematic locations. He found, to his surprise, that he actually gleaned pleasure from practicing orderliness. I guess I got old Fritz's blood in me, after all, he thought once in amusement. Then he got a specimen of blood from a woman.

Он обнаружил, что поиски затерявшегося инструмента не только тратят время, но и препарат за это время покрывается пылью. Сначала неохотно, но затем все с большим и большим восторгом он определил все по своим местам. Предметные и покровные стекла, пипетки, пробирки, пинцеты, чашки Петри, иглы, химикалии - все было систематизировано, все под рукой. К своему удивлению, он обнаружил, что постоянное поддержание порядка доставляет ему удовольствие. Что ж, в конце концов, во мне течет кровь старого Фрица, - однажды с удовольствием отметил он. Затем у одной из женщин он взял кровь.

It took him days to get a few drops properly mounted in a cell, the cell properly centered on the slide. For a while he thought he'd never get it right. But then the morning came when, casually, as if it were only of minor import, he put his thirty-seventh slide of blood under the lens, turned on the spotlight, adjusted the draw tube and mirror, racked down and adjusted the diaphragm and condenser. Every second that passed seemed to increase the heaviness of his heartbeat, for somehow he knew this was the time.

Не один день потребовался ему, чтобы правильно приготовить препарат. В какой-то момент он даже решил, что ничего не выйдет. Но на следующее утро, словно между делом, как событие, ровно для него ничего не значащее, он поместил под объектив тридцать седьмой препарат крови, включил подсветку, установил зеркало и окуляр, подстроил конденсор и диафрагму. И с каждой секундой его сердце билось все сильнее и сильнее, потому что он знал, что время пришло.