THE SCIENCE ROOM WAS on the second floor. Robert Neville's footsteps thudded hollowly up the marble steps of the Los Angeles Public Library. It was April 7, 1976. It had come to him, after a half week of drinking, disgust, and desultory investigation, that he was wasting his time. Isolated experiments were yielding nothing, that was clear. If there was a rational answer to the problem (and he had to believe that there was), he could only find it by careful research. Tentatively, for want of better knowledge, he had set up a possible basis, and that was blood.

Научные залы находились на третьем этаже. Роберт Нэвилль поднимался по мраморной лестнице Публичной библиотеки Лос-Анджелеса, и гулкое эхо его шагов медленно затухало в пустоте лестничных пролетов. Было седьмое апреля 1976 года. После нескольких дней разочарований, пьянства и бессистемных экспериментов он понял, что попусту теряет время. Стало ясно, что из одиночного эксперимента все равно ровно ничего не следует. Если и существовало какое-то разумное объяснение происходящему (он верил, что оно существует), то добраться до него можно было только путем тщательных, методичных исследований. Для начала, стремясь расширить свои познания, он принялся изучать то, что предполагал основой, то есть кровь.

It provided, at least, a starting point. Step number one, then, was reading about blood. The silence of the library was complete save for the thudding of his shoes as he walked along the second floor hallway. Outside, there were birds sometimes and, even lacking that, there seemed to be a sort of sound outside. Inexplicable, perhaps, but it never seemed as deathly still in the open as it did inside. a building. Especially here in this giant, gray-stoned building that housed the literature of a world's dead.

По крайней мере, это могло быть отправной точкой. Итак, первый шаг изучить кровь. В библиотеке царила полная тишина. Звук его шагов терялся в глубине коридоров. Третий этаж был пуст. Снаружи здания такая гнетущая тишина была бы просто невозможна. Там всегда был какой-нибудь птичий щебет, а если и не было, то все равно какие-нибудь звуки, шелест, шорох, дуновение ветра. Лишь здесь, в замкнутом пространстве пустого здания, от тишины закладывало уши. В этом огромном здании, серокаменные стены которого охраняли книжную мудрость сгинувшего мира, было особенно тихо.

Probably it was being surrounded by walls, he thought, something purely psychological. But knowing that didn't make it any easier. There were no psychiatrists left to murmur of groundless neuroses and auditory hallucinations. The last man in the world was irretrievably stuck with his delusions. He entered the Science Room. It was a high-ceilinged room with tall, large-paned windows. Across from the doorway was the desk where books had been checked out in days when books were still being checked out.

Может быть, это было чисто психологическое действие замкнутого пространства, но от такой мысли не становилось легче. И больше не существовало в мире психиатров, до последнего бормотавших про неврозы и слуховые галлюцинации, так что последний человек был теперь беспросветно, безнадежно задавлен тем миром, который сам себе создавал. Он вошел в научные залы. Высокие потолки, обширные окна с огромными фрамугами. Напротив двери находилась стойка, где выписывали книги - в те дни, когда их еще выписывали.

He stood there for a moment looking around the silent room, shaking his head slowly. All these books, he thought, the residue of a planet's intellect, the scrapings of futile minds, the leftovers, the potpourri of artifacts that had no power to save men from perishing. His shoes clicked across the dark tiles as he walked to the beginning of the shelves on his left. His eyes moved to the cards between the shelf sections. 'Astronomy', he read; books about the heavens. He moved by them. It was not the heavens he was concerned about.

Он остановился на мгновение и оглядел зал; медленно покачал головой. Все эти книги, - подумал он, - вот все, что осталось от интеллекта планеты. Записки слабоумных. Пережитки прошлого. Сочинительство писак. Все это оказалось не в силах спасти человечество от гибели. Он направился к полкам по левую руку, и шаги его зазвенели на темном паркете. Взгляд его скользил по табличкам между секциями. "Астрономия", - прочел он. Книги о небесах. Он двинулся дальше. Небеса - это не то, что его сейчас интересовало.

Man's lust for the stars had died with the others. 'Physics', 'Chemistry', 'Engineering'. He passed them by and entered the main reading section of the Science Room. He stopped and looked up at the high ceiling. There were two banks of dead lights overhead and the ceiling was divided into great sunken squares, each square decorated with what looked like Indian mosaics. Morning sunlight filtered through the dusty windows and he saw motes floating gently on the current of its beams. He looked down the row of long wooden tables with chairs lined up before them.

Восхищение звездами умерло вместе с теми, у кого оно было. "Физика", "Химия", "Машиностроение". Он миновал эти секции и двинулся дальше. Продолжение находилось в главном читальном зале. Остановившись, он оглядел высокий потолок. Безжизненно висели две люстры. Весь потолок был разделен на вогнутые квадраты, каждый из которых был отделан наподобие индейской мозаики. Солнце сочилось из пыльных оконных стекол, и в солнечном столбе роились пылинки. Он взглянул на ряд длинных деревянных столов с аккуратно придвинутыми стульями.

Someone had put them in place very neatly. The day the library was shut down, he thought, some maiden librarian had moved down the room, pushing each chair against its table. Carefully, with a plodding precision that was the cachet of herself. He thought about that visionary lady. To die, he thought, never knowing the fierce joy and attendant comfort of a loved one's embrace. To sink into that hideous coma, to sink them into death and, perhaps, return to sterile, awful wanderings. All without knowing what it was to love and be loved.

Ряды были выровнены исключительно: кто-то приложил здесь все свое старание. Должно быть, в тот день библиотека закрылась как обычно, дежурный библиотекарь расставил здесь все на свои места. Придвинул тщательно каждый стул - с точностью и аккуратностью, присущими только ему одному. Он живо представил себе эту картину. Должно быть, это была молодая, очень педантичная леди. И больше она сюда уже не вернулась. Погибнуть, - подумал он, - не ощутив полноты наслаждения жизнью, не познав счастья в объятиях любимого человека. Погрузиться в тяжкий коматозный сон, чтобы умереть, - или, может быть, вновь ожить, только ужасным, безумным, бесполым, бродячим существом. И никогда не познать, что значит любить и что значит быть любимым.