MORNING. A SUN BRIGHT hush broken only by the chorus of birds in the trees. No breeze to stir the vivid blossoms around the houses, the bushes, the dark leaved hedges. A cloud of silent heat was suspended over everything on Cimarron Street. Virginia Neville's heart had stopped. He sat beside her on the bed, looking down at her white face. He held her fingers in his hand, his fingertips stroking and stroking. His body was immobile, one rigid, insensible block of flesh and bone. His eyes did not blink, his mouth was a static line, and the movement of his breathing was so slight that it seemed to have stopped altogether.

То утро было ярким и солнечным. Лишь пение птиц в кронах деревьев нарушало прозрачную искрящуюся тишину. Ни единого дуновения ветерка. Деревья, деревца, кусты и кустарники - все было недвижно. Облако гнетущей дневной жары медленно спускалось, постепенно окутывая Симаррон-стрит. Сердце Вирджинии Нэвилль остановилось. Он сидел рядом с ней на кровати и вглядывался в ее лицо. Держа ее руки в своих, он гладил и гладил ее пальцы. Он словно окаменел - сидел напрягшись, утратив способность ощущать, двигаться, думать. Он сидел выпрямившись, с застывшей маской безразличия на лице, не мигая и почти не дыша.

Something had happened to his brain. In the second he had felt no heartbeat beneath his trembling fingers, the core of his brain seemed to have petrified, sending out jagged lines of calcification until his head felt like stone. Slowly, on palsied legs, he had sunk down on the bed. And now, vaguely, deep in the struggling tissues of thought, he did not understand how he could sit there, did not understand why despair did not crush him to the earth. But prostration would not come. Time was caught on hooks and could not progress.

Что-то произошло в его мозгу. В то мгновение, когда, нащупывая дрожащими пальцами нитку пульса, он понял, что сердце ее остановилось, его мозг словно нашел единственный выход: окаменеть. Нэвилль почувствовал в голове каменную тяжесть и медленно осел на кровать. Потеряв способность двигаться, он сидел, словно в тумане, где-то в глубине своего сознания пытаясь ухватиться за слабые ростки вспыхивающих и тут же угасающих мыслей, не в состоянии понять, как можно так сидеть и почему отчаяние еще не взорвало его, не уничтожило и не втоптало в землю. Однако он не впал в прострацию. Просто время для него остановилось, словно застряв на этом месте, не в состоянии двинуться дальше.

Everything stood fixed. With Virginia, life and the world had shuddered to a halt. Thirty minutes passed; forty. Then, slowly, as though he were discovering some objective phenomenon, he found his body trembling. Not with a localized tremble, a nerve here, a muscle there. This was complete. His body shuddered without end, one mass, entire of nerves without control, bereft of will. And what operative mind was left knew that this was his reaction. For more than an hour he sat in this palsied state, his eyes fastened dumbly to her face.

Остановилось все. Вздрогнув, толчком приостановилась вся жизнь - потому что мир не мог существовать без Вирджинии. Так прошло полчаса. Час. Медленно, словно наблюдая нечто постороннее, он заметил дрожь в своем теле. Это было не подергивание мускула, не нервическая дрожь напряженных мышц. Его всего трясло. Все тело его содрогалось. Бесконечно, бесконтрольно, непроизвольно, словно огромный клубок нервов, больше не подчинявшихся его воле. Единственное, что он еще сознавал, - это то, что это был он и это было его тело. Больше часа он сидел так, глядя в ее лицо, и его трясло.

Then, abruptly, it ended, and with a choked muttering in his throat he lurched up from the bed and left the room. Half the whisky splashed on the sink top as he poured. The liquor that managed to reach the glass he bolted down in a swallow. The thin current flared its way down to his stomach, feeling twice as intense in the polar numbness of his flesh. He stood, sagged against the sink. Hands shaking, he filled the glass again to its top and gulped the burning whisky down with great convulsive swallows.

Затем это внезапно отступило. Что-то сдавленно бормоча, он вскочил и выбежал из комнаты. Расплескивая и не попадая в бокал, он попытался налить себе виски, - и то, что удалось налить, опрокинул в себя одним глотком. Тонкий ручеек просочился, обжигая внутренности вдвое сильнее обычного: он весь закоченел и все внутри пересохло. Ссутулясь, он снова налил бокал до краев и выпил его большими, судорожными глотками.

It's a dream, he argued vainly. It was as if a voice spoke the words aloud in his head. "Virginia..." He kept turning from one side to another, his eyes searching around the room as if there were something to be found, as if he had mislaid the exit from this house of horror. Tiny sounds of disbelief pulsed in his throat. He pressed his hands together, forcing the shaking palms against each other, the twitching fingers intertwining confusedly. His hands began to shake so he couldn't make out their forms.

Это сон, - слабо возражал его рассудок, как будто посторонний голос вторгся в его сознание. - Вирджиния... Он стал оглядываться, оборачиваясь то в ту, то в другую сторону, словно отыскивая в комнате что-то, что должно было там быть, но не оказалось на месте. Словно дитя, потерявшееся в комнате ужасов. Он все еще не верил. Ему хотелось кричать, что все это - неправда. Сцепив пальцы, сжав руки, он попытался остановить их дрожь, но руки не подчинялись ему. Руки его тряслись так, что он не различал уже их очертаний.

With a gagging intake of breath he jerked them apart and pressed them against his legs. "Virginia." He took a step and cried aloud as the room flung itself off balance. Pain exploded in his right knee, sending hot barbs up his leg. He whined as he pushed himself up and stumbled to the living room. He stood there like a statue in an earthquake, his marble eyes frozen on the bedroom door. In his mind he saw a scene enacted once again. The great fire crackling, roaring yellow, sending its dense and grease-thick clouds into the sky.

Прерывисто вздохнув, он расцепил их, развел в разные стороны и прижал к бедрам, пытаясь остановить дрожь. - Вирджиния... Он сделал шаг и закричал. Страшно, надрывно. Комната вышла из равновесия и обрушилась на него... Ощутив взрыв острой игольчатой боли в колене, он снова поднялся на ноги и, причитая, доковылял до гостиной и остановился. Его качало, словно мраморную статую во время землетрясения, и взгляд его окаменевших глаз оставался прикован к дверям спальни. В его сознании вновь прокручивался этот кошмар: гигантское пламя. Ревущее, плюющееся в небо огнем и плотными, густо-грязными клубами дыма.