"THE STRENGTH OF THE vampire is that no one will believe in him." Thank you, Dr. Van Helsing, he thought, putting down his copy Of "Dracula." He sat staring moodily at the bookcase, listening to Brahms' second piano concerto, a whisky sour in his right hand, a cigarette between his lips. It was true. The book was a hodgepodge of superstitions and soap-opera cliches, but that line was true; no one had believed in them, and how could they fight something they didn't even believe in? That was what the situation had been.

"Сила вампира в том, что никто не верит в его существование". Спасибо Вам, доктор Ван Гельсинг, - подумал он, откладывая свой экземпляр "Дракулы", и кисло уставился на книжные полки. Не выпуская из рук бокал с остатками виски, с сигаретой во рту, слушая музыку. Играл Второй фортепьянный концерт Брамса. Это было правдой. Из всей мешанины предрассудков и опереточных клише, собранных в этой книге, эта строка была истинно верной: никто не верил в них. А как можно противостоять чему-либо, не поверив в него? Таково было положение дел.

Something black and of the night had come crawling out of the Middle Ages. Something with no framework or credulity, something that had been consigned, fact and figure, to the pages of imaginative literature. Vampires were passe; Summers' idylls or Stoker's melodramatics or a brief inclusion in the Britannica or grist for the pulp writer's mill or raw material for the B-film factories. A tenuous legend passed from century to century. Well, it was true. He took a sip from his drink and closed his eyes as the cold liquid trickled down his throat and warmed his stomach.

Какой-то ночной кошмар выплеснулся из тьмы средневековья. Нечто, превосходящее возможности человеческого здравого смысла. Нечто, издревле приписанное к области художественной и литературной мысли. Некогда всерьез будоражившие умы людей, вампиры теперь вышли из моды, изредка возникая вновь в идиллиях Саммерса или мелодрамах Стокера. Используемые лишь в качестве оригинальной острой приправы в современной писательской кухне, они практически избежали внимания Британской Энциклопедии, где им досталось всего несколько строк, и только тонкий ручеек легенды продолжал нести их из столетия в столетие. Увы, все оказалось правдой. Отхлебнув из бокала, он закрыл глаза, и холодная жидкость обожгла гортань, проникая вглубь и согревая его изнутри.

True, he thought, but no one ever got the chance to know it. Oh, they knew it was something, but it couldn't be that, not that. That was imagination, that was superstition, there was no such thing as that. And, before science had caught up with the lege nd, the legend had swallowed science and everything. He hadn't found any doweling that day. He hadn't checked the generator. He hadn't cleaned up the pieces of mirror. He hadn't eaten supper; he'd lost his appetite. That wasn't hard. He lost it most of the time.

Правда, которую никто не узнал: не представилось случая, - подумал он. - О, да. Они знали, подозревали, что за этим что-то кроется, но только не это и только не так . Так могло быть только в книгах, в снах, рожденных суевериями, так не могло быть на самом деле. И, прежде чем наука занялась ею, эта легенда поглотила и уничтожила науку, да и все остальное. В тот день он не нашел шпонки. Он не проверил генератор. Он не убрал осколки зеркала. Он не стал ужинать, у него пропал аппетит. Невелика потеря - он все время пропадал.

He couldn't do the things he'd done all afternoon and then come home to a hearty meal. Not even after five months. He thought of the eleven no, the twelve children that afternoon, and he finished his drink in two swallows. He blinked and the room wavered a little before him. You're getting blotto, Father, he told himself. So what? he returned. Has anyone more right? He tossed the book across the room. Begone, Van Helsing and Mina and Jonathan and blood-eyed Count and all! All figments, all driveling extrapolations on a somber theme.

Заниматься весь день тем, чем занимается он, а потом прийти домой и как следует поесть - он не мог. Даже спустя пять месяцев. Дети - в тот день их было одиннадцать, нет, двенадцать, - вспомнив, он в два глотка прикончил свое виски. В глазах слегка потемнело, и комната покачнулась. Пьянеешь, папаша, - сказал он себе. - Ну и что с того? Имею я право? Он зашвырнул книгу в дальний угол. Бигонь, Ван Гельсинг, и Мина, и Джонатан, и красноглазый Конт, и все остальные! Жалкая клоунада! Догадки вперемешку со слюнтяйской болтовней, рассчитанной на пугливого читателя.

A coughing chuckle emptied itself from his throat. Outside, Ben Cortman called for him to come out. Be right out, Benny, he thought. Soon as I get my tuxedo on. He shuddered and gritted his teeth edges toge ther. Be right out. Well; why not? Why not go out? It was a sure way to be free of them. Be one of them. He chuckled at the simplicity of it, then shoved himself up and walked crookedly to the bar. Why not? His mind plodded on. Why go through all this complexity when a flung open door and a few steps would end it all?

Он поперхнулся принужденным смешком: там, снаружи, его вызывал Бен Кортман. Жди меня там, - подумал он, - как же, жди. Вот только штаны подтяну. Его передернуло, тело напряглось, он стиснул зубы. Жди меня там. Там. А почему бы и нет? Почему бы не выйти? Это же самый верный способ избавиться от них. Стать одним из них. Рассмеявшись простоте выхода, он толчком встал, и, сутуло покачиваясь, подошел к бару. А почему нет? - мысли ворочались с трудом. - Зачем все эти сложности, когда достаточно только распахнуть дверь, сделать несколько шагов, и все кончится?

For the life of him, he didn't know. There was, of course, the faint possibility that others like him existed somewhere, trying to go on, hoping that someday they would be among their own kind again. But how could he ever find them if they weren't within a day's drive of his house? He shrugged and poured more whisky in the glass; he'd given up the use of jiggers months ago. Garlic on the windows, and nets over the hothouse and burn the bodies and cart the rocks away and, fraction of an inch by fraction of an inch, reduce their unholy numbers.

Он поежился и подлил себе в бокал виски. Когда-то он использовал джиггер, но это было давно. Чеснок на окнах, сеть над теплицей, кремация трупов, сбор булыжников, - борьба с неисчислимым полчищем, штука за штукой, дюйм за дюймом, миллиметр за миллиметром.